Одно стихотворение Есенина.
Давно, очень давно, мы с моим другом, тогда студентом худучилища, говорили о Сергее Есенине.
И вот сейчас я хочу вернуться к этому разговору.
Друг.
С Никитой мы учились в параллельных классах одной школы и жили по соседству.
Школа стояла на улице, носившей имя Соломона Моисеевича Урицкого. Урицкий создал первую в России Петроградскую ЧК. Уже через несколько месяцев в 1918 году его убил несогласный с железной волей большевиков эсер. По иронии судьбы вся изобильная шпана, проживавшая в окрестностях называлась "урицкими".
Улица была широкой и зеленой, засаженной с одной стороны несколькими рядами огромных тополей.
В мае нежно зеленые липкие листики прорывались через омертвевшие почки. Залитая солнцем и вдруг лишенная пыли улица пропитывалась их сладким запахом. Клейкие чешуйки опавших почек прилипали к подошвам ботинок.
В июле тополиный пух, забивая глаза и нос, метался в воздухе. Зацепившийся за траву в газонах пух напоминал только что выпавший снег. Дети, явно шаля со спичками, поджигали белые заносы.
Вечерами, когда все затихало, издалека слышались гудки электровозов и металлический лязг сцепляемых вагонов.
Черными осенними ночами за дальними крышами поднималось прожекторное зарево железнодорожной станции. Станция была огромна, со многими рядами пакгаузов и путей, стояла на дороге соединяющей центр России с Сибирью и Средней Азией.
С Никитой мы сдружились уже после школы, когда он учился на первом курсе художественного училища. Нас сблизило желание сверить первые впечатления от настоящей жизни, в которую мы вступили. Мы больше не заглядывали в нее поднявшись на цыпочки, а пустились в плавание без карт и прогнозов. Мир был безграничен. Мы рассказывали друг другу об открытых островах и землях.
Никита был высокий, с примесью польских кровей, блондин, с правильными чертами спокойного лица. Говорил он очень медленно и тихо , иногда улыбаясь своим мыслям. И это придавало ему некоторую значительность. Я помню его в синих вельветовых джинсах, белой рубашке, короткой кожаной куртке коричневого цвета со множеством карманов и молний. На фоне местной моды и пейзажа это было равносильно прогулке во фраке.
Наши бывшие одноклассницы просто сохли по нему. Одна даже назвала своего первенца его именем, выйдя замуж через несколько лет.
Никита жил в двух комнатах коммунальной квартиры с мамой Галиной Бонифатьевной и престаренькой бабушкой. Бабушка в свои дремучие годы все еще играла на гитаре и пела романсы. Мама работала санитарным врачом. Из семейного альбома смотрела поразительной красоты женщина, фронтовой врач. Любовь Орлова и Марлен Дитрих казались по сравнению с ней сельскими дурнушками. Фотографии были необычного обрезанного формата, рядом с плечом Галины Бонифатьевны иногда возвышались половинки генеральских погон.
Каждое утро проснувшегося Никиту ожидал в ванной стакан согретой воды и слой пасты на зубной щетке. Интересно, что этот ритуал повторили затем все три никитиных жены.
Никита называл маму "матушкой".Галина Бонифатьевна называла сына "тантусом". Она мне говорила, что видела по телевизору передачу об африканском племени тантусов и они были очень похожи на Никиту. Судя по всему, вместо того чтобы ездить на этюды, несчастные тантусы пили "огненную воду" без меры и бегали по окрестным девкам.
В доме было много книг и никитиных работ. Картины маслом были "так себе" рисунки же были потрясающе точны и неожиданны.
Иногда вечерами они с матушкой, обливаясь слезами читали Есенина. В доме был культ этого поэта.
Я же тогда считал Есенина сентиментальным придурком.
Один раз мы разговорились о нем. О том, когда же Есенин был настоящим. Когда сидел чистенький и тихий за столом и творил стихи, или когда пьяным куролесил по кабакам.
Тема была более чем актуальна тогда. В дни получки пьяные мужские тела лежали в газонах. Пьяные мужицкие души, выпорхнув из облеванных тел, водили хороводы в райских кущах. Милицейские "бобики" свозили богатый урожай в вытрезвители. Круглые, крепкие тетки тащили по домам упирающихся нестойкими ногами мужей, спасая от ментовского грабежа и произвола. Но мужики хотели в пьяный рай, хотели тотального освобождения от токарных станков и круглых теток.
Дальше